L’Andromède d’Innokentij Annenskij

Традиционные интерпретации знаменитой прозопопеи стихотворения Я на дне трактуют этот текст как квинтэссенцию приема, структурирующего в целом поэзию Анненского, как метонимическую репрезентацию лирического субъекта, отношение слияния между субъектом и объектом и пр., или же видят в нем реализацию топоса изгнания человека из мира идей. Наша статья, предлагая новое прочтение текста Анненского, ставит вопрос о смысле его центрального образа — статуи Андромеды. Метарепрезентативный заряд образа статуи наделяет психологический экфрасис Анненского метапоэтическим значением, тем самым вписывая его в общие дискуссии конца XIX и начала XX веков об отношениях притяжения-отталкивания между дионисийским и аполлоническим началами в культуре.
Au-delà des perspectives traditionnelles d’interprétation, qui voient dans la célèbre prosopopée du poème annenskien Au fond (Я на дне) une quintessence du procédé (au sens formaliste du terme) constitutif de sa poésie (représentation métonymique du sujet, relation de fusion entre sujet et objet) et, au niveau de la motivation, y trouvent le topos platonicien de l’homme exilé de l’univers de l’idée, l’auteur s’interroge sur le sens qu’acquiert dans le texte sa référence centrale. La présence de la statue d’Andromède accorde à l’ekphrasis psychologique d’Annenksij un aspect ouvertement métapoétique (interrogation sur le caractère oblique et médiateur de toute image artistique) et l’inscrit dans les débats de l’époque sur la relation, à la fois fusionnelle et antagonique, qui confronte, sur la scène de l’art, le dionysisme à l’apollinisme.
Traditional interpretive perspectives see in Innokentij Annenskij’s famous poem I am at the bottom a highpoint of the process (in the formalist sense of the term) that is dominant in his poetry (metonymic representation of the subject, the fusion of the subject and the object), and, on the level of motivation, find in this text the topos of man exiled from the world of the idea. Beyond these perspectives, the author questions the meaning of the poem’s central reference. The presence of the statue of Andromeda gives Annenksij’s psychological ekphrasis an openly metapoetic appearance (questioning the oblique and mediating character of all artistic imagery) and connects it to debates of the time on the relationship, both symbiotic and antagonistic, that opposes the dionysian principle to the appollonian one.